Вербное воскресенье — повод и погулять, и повеселиться, и похвастаться. Как только не проводили его в разных городах и деревнях в России пару веков назад.
Вот, к примеру, на Дону вообще надо было держать ухо востро. Как пишет Владимир Броневский[1], «Бросать в воду тех, кто проспали заутреню в великие праздники, по ленности или нечестию, ведется на Дону исстари. Обычай сей присвоен ныне Вербному воскресенью. Вышедшие из церкви, разделившись на партии, спешат по домам отыскивать спящих, и нашед, секут их вербами припевая: верба хлест, бей до слез; не я бью, верба бьет! Потом схватывают ленивца, выносят из дома на руках, и погружают его в первую попавшуюся лужу или обливают его нечистою водою. Днем пируют по ленивым, то есть приходят к наказанным пить и пировать»[2].
В патриархальной Москве — свои развлечения. Помимо застольных — еще и покататься в экипаже по улицам: на других посмотреть и себя показать. «Старики рассказывают, что во времена Екатерины II в Вербную субботу были роскошные катанья, с гайдуками, со скороходами по Пречистенской улице, и что московская знать и купечество в это первое весеннее гулянье обновляли свои экипажи и наряды. В 1830-х годах катание на экипажах уже главным образом сосредоточивается на Красной площади, откуда ряды экипажей тянутся за Воскресенские ворота по Тверской улице, поворачивают на Моховую и мимо Кремлевского сада опять выезжают на площадь. С постепенным увеличением числа гуляющих на Красной площади появляются торговцы-ходебщики с вербою, цветами, игрушками и другими затейливыми предметами русского изобретения»[3].
Россинский В.И. Вербное гуляние на Красной площади (1910-е годы)
В Санкт-Петербурге основные празднования проходили на Невском и в Гостином дворе, где не только вербу нужно было покупать, но и за своим карманом приглядывать:
«Верно есть люди, сказал я одному почтенному купцу, смотревшему со мной вниз, кои радуются толчками и тесноте. — “Не без того, батюшка”, отвечал он мне и рассказал весьма забавный анекдот, случившийся здесь прошлого года. Один гуляющий, почувствовав чужую руку в своем сюртуке, обернулся к мошеннику и сняв учтиво шляпу извинился перед ним, что на сей раз ничего не положил в карманы. “Ничего, милостивый государь, —отвечал плут, —это с нами нередко случается”. И между тем, как все смеялись шутке первого и дерзости второго, он скрылся от прозорливости полиции»[4].
Чикин А. А. С вербного базара. Журнал «Всемирная иллюстрация» (1898).
Ну, а уж в Костромской губернии все было спокойно и патриархально. В Нерехте в Вербное воскресенье пекут барашки (печенье с начинкой из вербных почек —прим. авт.) и когда придут из церкви с вербою, этими барашками кормят скотину, а вербу втыкают в сельнике у икон и берегут ее круглый год до Егорьева дня. Тогда годовою же вербою хлещут скотину, приговаривая: «Господь благословляет, здоровьем награждает». В таких селениях скотину в первый раз выгоняют уже просто без вербы»[5].
* * *
Многие люди обеспокоены тем, что же можно приготовить в Вербное воскресенье. Стол, конечно, не слишком роскошный получается — все-таки пост. И одно из первых, с чем встретятся любопытствующие, — это вербная каша. На десятках сайтов будет написано, что «в старину в вербное воскресенье в обязательном порядке верующими варилась «вербная каша», куда вместе с крупой добавлялись вербные почки». Обратите внимание, никаких подробностей этого кушанья нигде вы не встретите. Идет это упоминание, по всей видимости, из Владимира Даля, процитированного впоследствии в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона: «В этот день едят вербную кашу, сваренную с едва распустившимися почками ивы, цветом ее или сережками».
Комично, но если вам вдруг захочется набрать в поисковике «рецепт вербной каши» выпадет следующее:
Этот рецепт дублируется на множестве сайтов, так что автора уже не установить. Свиной шпик, конечно, как нельзя лучше подходит для Великого поста. Разве нет? Но откуда тогда название «вербная». Верба-то и цветет всегда в это «постное» время… Загадка.
Впрочем, ответом на нее будет цитата из работы известного этнографа XIX века Александра Власьевича Терещенко[6]:
То есть не каша в прямом смысле слова, а «кашка» как у одноименного цветка. Увы, порой лингвистические аналогии ведут к неправильным ассоциациям. Которые со временем закрепляются в виде «непреложной истины».
Из книги Ольги и Павла Сюткиных «Русская кухня: от мифа к науке» (М., 2022)
[1] Владимир Богданович Броневский (1784—1835) — военный писатель, генерал-майор. Автор «Записок морского офицера» — автобиографического описания Второй Архипелагской экспедиции 1805—1807 годов и «Истории Донского войска» о истории Донского казачества.
[2] Броневский В. Б. История Донского войска. СПб., 1834. Ч. III. С. 194.
[3] Дубровский Н. Верба. М., 1869. С. 5.
[4] Вербное гулянье. Отечественные записки. СПб, 1821. Ч.6. С. 111.
[5] Снегирев И. М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М., 1839. Вып. IV. С. 194.
[6] Терещенко А. В. Быт русского народа. Ч. VI. СПб., 1848. С. 83.
